Это случилось весной, через четыре года после Победы.
Двенадцатилетняя Раечка Корнеева играла со своим младшим братишкой Володей в «секретики» под старой берёзой, одиноко стоящей во дворе их соседки, тёти Тани. Сделать «секретик» очень просто. Нужно лишь выкопать ямку поглубже, положить в неё что-нибудь красивое – фантик или цветочек, сверху накрыть осколком стекла и снова засыпать землёй.
Рая копала ямку, а Вова смотрел и смеялся:
– Глубже, ещё глубже! Надо, чтобы самый секретный «секретик» получился!
Рая старалась. Её руки были уже почти по локоть испачканы в сырой весенней земле, как вдруг она почувствовала там, в глубине, что-то твёрдое, гладкое и холодное. «А вдруг это клад, закопанный давным-давно отчаянными пиратами или даже самим Флинтом?» - подумала девочка и, окрылённая своей наивной мыслью, изо всех сил принялась разгребать неподатливую землю. И скоро вытащила старую, испачканную в земле бутылку.
– Ой, а что там? – спросил Вова.
Рая и сама хотела бы это узнать. Тем более, что совсем недавно она прочитала «Таинственный остров» Жюля Верна и хорошо помнила о записке, которую подбросил колонистам в бутылке капитан Немо. Конечно, они не на таинственном острове, а в русской деревне. И не на море, а на суше. Да и не капитаны, а сельские дети. Но фантазия-то, фантазия!
Бутылка не была запечатана. Вместо пробки в её горлышко был вставлен скомканный обрывок полуистлевшей газеты. Рая вытащила его, принялась сильно трясти находку, надеясь на чудо. Вскоре на землю упал небольшой листок бумаги, исписанный незнакомым почерком.
«Мы, тербунцы, Татьяна Невежина и Николай Грачёв, хотели пожениться 23-его июля 1941-ого года. Но началась Великая Отечественная война. Завтра я, Николай, ухожу на фронт. Будет ли в тылу Татьяна или тоже уйдёт защищать свою Отчизну, мы пока не знаем. Но обещаем везде — на передовой и нет - горячо защищать свою Родину от проклятых фашистов, не жалея сил и жизни. Тот, кто останется в живых, выкопает бутылку и будет хранить это послание в память о трудностях, которые пришлось пережить нам и всему Советскому народу. Будь проклята война! Будьте прокляты, фашисты! 25 июня 1941 года».
А ведь Татьяну Невежину Рая знала. Это была их соседка, тётя Таня, около дома которой они сейчас выкопали «секретик» – высокая, тёмноволосая девушка, всегда повязанная тёмным платком. Она жила вместе со своей мамой и младшими сёстрами. А кто такой Николай Грачев? И почему тётя Таня не выкопала эту бутылку после войны? Неужели забыла?
Рая поскорее отправила Вову домой, сказала, что, мол, ничего интересного в записке нет. А сама несмело постучалась в дом Невежиных. Сердце сильно билось в груди: Рае казалось, что сейчас она принесёт Татьяне огромное счастье.
– Тётя Таня, тётя Таня, смотрите, что я нашла! – и протянула соседке пожелтевший от времени листок.
Тётя Таня — видно было по лицу — сразу узнала, чём речь. Взяла его, пробежала глазами строки… Рука, державшая записку, сильно дрожала. Девушка опустилась на лавку и закрыла лицо руками. Плечи её стали вздрагивать.
– Тётя, ну, тётечка же! – в отчаянии закричала Рая. – Почему вы не выкопали эту записку? Вы что, забыли, да? Или его убили? А он кто?
Тётя Таня отняла руки от лица. Глаза её блестели от слёз.
– Нет, не забыла, – покачала она головой. – За четыре года войны от Коли не было ни одного письма. Домой он не вернулся, хотя похоронка на него не приходила. Я думаю, что он погиб. А что бумага об этом не пришла... Мало ли, что случается на войне. Разве уследишь за всеми солдатами! Первое время надеялась, думала, что вернётся. Но уже четыре года прошло — и никаких вестей. Мать его здесь жила, но умерла перед Победой. И спросить о Колиной судьбе некого.
– А записка? – осуждающе спросила Рая. – Почему вы не выкопали её? Там же сказано: «Тот, кто останется в живых…»
– А разве я живу? – непонятно ответила Тётя Таня и снова заплакала..
Совершенно обескураженная, растерянная Рая вернулась домой. Сначала хотела сохранить всё это в тайне: перед глазами всё стояла Татьяна, закрывшая лицо руками. Девочка чувствовала себя так, словно без приглашения вошла в чужой дом и стала, к примеру, рыться в шкафу. Но ребёнок есть ребёнок — всё-таки не утерпела и всё рассказала своим родителям. И здесь Раю поджидала ещё одна неожиданность: оказалось, они многое знали.
– Эх, – вздохнула мама, – какая это была красивая пара! И всегда-то они весёлыми были, дружными. К нам в гости часто заходили, ты просто не помнишь, маленькая была. Николай хорошо на гармони играл, а Татьяна пела. Да они уже на свадьбу полсела пригласили, а тут такое горе!
Отец покачал головой, словно что-то припоминая. Но, так и не вспомнив, промолчал.
А наутро мама разбудила Раю очень рано. Лицо её было взволнованным.
– Рая, Раечка! Папа говорит, что слышал на фронте о Николае. Кажется, он воевал вместе с папиным братом под Ельней. Но ведь это всё неточно, Татьяне пока ничего говорить не будем. Папа написал брату письмо. Беги скорее на почту, отправь. И помни: молчок. Нечего чужое сердце напрасной надеждой ранить. Татьяна и так столько выстрадала.
Погода в тот день была ненастная – весна словно на время уступила место осени. Дул холодный ветер, то и дело капал дождь. Но Рая ничего этого не замечала. Она спешила на почту, мчалась самой короткой тропинкой. И ей казалось, что оттого, насколько быстро она доставит письмо, будет зависеть жизнь неизвестного ей Николая Грачёва.
…Ответ от папиного брата, Матвея Петровича Остроухова, пришёл только через месяц. Но какой ответ! Вот его не дословное, но весьма точное содержание.
«Ты спрашиваешь, воевал ли я с Николаем Грачёвым, твоим земляком и соседом. Да, я очень хорошо помню этого замечательного парня, отличного человека. Мы действительно вместе служили в 19-й стрелковой дивизии в составе 24-й армии. Были с ним большими друзьями, и я чувствовал себя очень одиноко, когда Колю демобилизовали, а случилось это в начале сентября 1941 года. Воевал Коля геройски, часто лихачил, за что ему попадало от нашего командира.
Своё большое наступление мы начали в конце августа 1941 года. Бои были жестокие. Мы обрушили на противника большую мощь, но фашисты постоянно предпринимали контратаки... Наша стрелковая дивизия ворвалась в Ельню в первых числах сентября. И там, в бою, Коля в пылу своей безудержной отчаянно храбрости забыл об осторожности, попал под взрыв гранаты и лишился обеих ног. Его отправили в госпиталь и больше мы не виделись. Но Коля написал мне из госпиталя и сообщил, что отправится в Тулу — то ли в друзьям каким-то, то ли к дальним родственникам, я не помню. Оставил адрес и очень просил, чтобы я приехал в гости после войны. Коля очень переживал за то, что больше не сможет громить фашистов. Состояние его было ужасно. О своей невесте он мне ничего не говорил, я думал, что он и до войны жил в Туле.
К сожалению, так ни разу и не собрался к нему приехать. А сам я прислал ему, к сожалению, только одно письмо: не хотелось бередить солдатскую душу воспоминаниями о фронте. Адрес Коли прилагаю. Но может быть, теперь он живёт в другом месте, так что в случае неудачи не взыщи...»
В тот же день Рая отнесла это письмо тёте Тане. И та, прочитав его, собралась в одночасье и уехала в Тулу. Она поняла, почему так поступил Николай. И очень жалела, что до войны не слышала о том, что в Туле у него есть родные. Только перед тем заглянула к Раиным родителям – поклониться, поблагодарить. А записку, ту самую, из бутылки, взяла с собой.
…Тётя Таня нашла своего жениха. Лишившись обеих ног, он решил, что станет для своей невесты обузой. И, ничего не сообщив ей, уехал в Тулу.
На протезы он не встал, передвигался на маленькой тележке. Зато начал работать в одной из школ. Ребята ходили к нему домой, а Николай учил их резьбе по дереву – вот и уроки труда. А своей невесте, оставшейся в далёких Тербунах, Николай Сергеевич писал письма. Каждый день. Но опускал их в ящик письменного стола.
Вскоре Татьяна Ивановна и Николай Сергеевич поженились. А через год, весной 195-ого года, они приехали в Тербуны – в гости к Рае и её родителям.
Рая, Раиса Алексеевна Назарова, бывшая Корнеева, долгое время жила в Тербунах. А семья, которой она давным-давно так нежданно-негаданно подарила счастье, осталась жить в Туле. Правда, последние несколько лет Раиса Алексеевна не получала от них писем, да и сама не писала – глаза отказывались служить.
Раиса Алексеевна рассказывала мне, что у Татьяны Ивановны и Николая Сергеевича родились двое сыновей, а через несколько десятков лет – и трое внучат. А у самой Раисы Алексеевны детей не было.
К сожалению, фотографии к этой истории у меня нет — я уже писала о том, что лишилась части своего фотоархива. А познакомили меня с Раисой Алексеевной учителя Тербунской школы: одно время,будучи уже на пенсии, она работала там техничкой.
Автор Софья Милютинская
Свежие комментарии