Фото: FABRIZIO CONTE / Shutterstock.comЭто может коснуться каждой семьи. Если закон о семейно-бытовом насилии будет принят в том виде, который предлагает Оксана Пушкина, наши семьи и дети будут под большой угрозой: для того чтобы у нас изъяли детей, достаточно доноса "доброжелателей". Защитить семьи от вмешательства может "закон 7 сенаторов". Об этой проблеме разговор снова шёл в студии Царьграда.
Предыдущие попытки протащить законопроект Пушкиной через Думу разбились о сопротивление тех, кто не хочет, чтобы Россия превратилась в выжженную пустыню, где все будут бояться всех и ненавидеть. И это может коснуться каждой семьи, ведь, как предлагает законопроект Оксаны Пушкиной, "добрые" соседи сообщат о "нездоровой" обстановке в семье куда следует, после чего в любой дом смогут ворваться полицейские и органы опеки, чтобы отобрать ребёнка.
А дальше неизвестно, как и перед кем люди будут оправдываться и уверять, что ребёнок плакал, потому что зубик режется, а скандалов в семье не было, просто муж и жена разговаривали из разных комнат. Убедить они, скорее всего, никого не смогут, поэтому дальше ситуация будет развиваться по страшному сценарию: органы опеки заберут ребёнка, суд выдаст охранный ордер, семья развалится, дети отдельно – родители отдельно. И это при том, что на многие семьи уже сейчас оказывается давление.
Об этом в студии "Первого русского" ведущая программы "Не могу молчать" Елена Афонина беседовала с экспертом в области образования, воспитания, семейной и молодёжной политики Русланом Ткаченко и многодетной мамой, общественным деятелем Надеждой Юшковой.
Отбиться от органов опеки помог Царьград. Но суды продолжаются второй год
История, с которой начался разговор в студии, вполне реальна. Более того, её в прошлом году активно обсуждали СМИ и общественность. Царьград делал специальные программы по этому поводу. Речь идёт о мальчике Кирилле (на тот момент ему было 14 лет), втайне от матери вышедшем на московские пикеты с плакатом, где было написано, что он ищет отца и дедушку, которых не видел ни разу в жизни. Кирилл и не искал бы с ними встречи, но заставила тяжёлая ситуация: мама тяжело заболела, потребовалась операция, денег у семьи не было.
Что изменилось в жизни этой семьи год спустя? Об этом рассказала мать Кирилла, Роза Абдуллина.
Елена Афонина: Я очень рада видеть вас в нашем прямом эфире. Мы продолжали с тревогой следить за вашей ситуацией, которая так и не разрешилась. Год назад показалось, что после всеобщей огласки дела пойдут хорошо, а те, от кого вы ждали помощи, обязательно вас услышат. Что произошло потом?
Роза Абдуллина: Второй год у нас идут суды, я защищаюсь. Комиссия по делам несовершеннолетних вынесла решение том, что я не справляюсь с родительскими обязанностями. И я второй год хожу по судам – с заседания на заседание и пытаюсь как-то защитить себя и своего ребёнка.
Я понимаю, что это неправильно, когда женщина болеет, когда она одна, без родственников растит ребёнка, и поначалу всё было хорошо, но никто не застрахован от болезни. У меня было три операции за год, и мне предъявили статью о неисполнении родительских обязанностей.
– А на каком основании они вам это предъявляют? Что стало причиной? Болезнь же не может быть причиной, по которой у вас собираются отобрать сына. Сейчас Кириллу уже 15 лет, до совершеннолетия остаётся три года. То есть это не какой-то неразумный ребёнок, это самостоятельный парень, и все видели, как он справился с этой тяжёлой ситуацией, как ответственно и по-мужски он себя повёл. То есть это не тот случай, когда нужно кричать "давайте поможем бедному ребёнку" и отбирать его у мамы, чтобы отдать его до совершеннолетия в соответствующее учреждение. Вам такой сейчас сценарий предлагают?
Р.А.: Практически такой. Я очень благодарна вашему телеканалу, если бы вы не вмешались, не приехали на комиссию, неизвестно вообще, чем бы всё закончилось. Возможно, было бы лишение, но пока они обошлись вынесением статьи о несправлении с родительскими обязанностями за то, что ребёнок был задержан после одного из пикетов.
Судебные заседания продолжаются, и суд не может найти всех причастных к этому делу. По словам судьи, сейчас уже все уволены: и те, кто задерживал Кирилла, и те, кто его допрашивал. Уволена и инспектор по делам несовершеннолетних, подделавшая мою подпись в протоколе.
– Что значит подделали вашу подпись?
Р.А.: Две недели спустя после операции мне позвонила инспектор по делам несовершеннолетних и сказала, раз такое громкое дело произошло после нашумевшего пикета Кирилла, надо приехать в отдел и подписать документ, что я усилю контроль за своим ребёнком.
Я, естественно, тут же приехала, а потом выяснилось, что инспектор в полупустых протоколах подделала мою подпись о том, что я уведомлена, что эти документы пойдут в комиссию по делам несовершеннолетних. Вписала, что я якобы судимая, что я якобы состою на учёте у психиатра, и всё это передала в комиссию по делам несовершеннолетних. А сейчас судья её вызывает, а она уже уволена и почему-то её местожительства неизвестно. И сейчас мы её ищем.
– Получается абсурдная ситуация. Если бы ваш сын не вышел с плакатом и не привлёк внимание к вашей семье, то не нашлись бы люди, которые смогли вам помочь. Но эта история для вас обернулась и со знаком плюс, и со знаком минус.
– Получается так. Я не могла получить квоту на операцию, а после огласки этот вопрос был решён, меня прооперировали бесплатно. Но теперь мне приходится ходить по судам.
– А с кем в это время остаётся Кирилл?
Р.А: В основном – в школе.
Убить кошку – это живодёрство, а убить семью – нет?
– Мы сейчас в студии сравниваем два законопроекта – от Оксаны Пушкиной и так называемый "закон семи сенаторов". По законопроекту Пушкиной, неважно – 14-летний мальчик или 15-летний, но если ты дома один сидишь, а соседям почему-то показалось, что ты в этот момент в опасности, то сразу начинает раскручиваться карательный маховик. Поэтому я и выясняю так подробно обстоятельства вашей истории, чтобы зрители смогли понять, что даже сейчас родители живут как на минном поле, но ещё какие-то тормоза есть. Но если заработает закон Пушкиной – и этих тормозов не останется, и ребёнка смогут отобрать по любому поводу или звонку "бдительных соседей". Как вам сейчас выпутаться из этой ситуации? Что вам советуют?
Р.А.: Ничего иного, как ходить по судам. Никто ни от чего не застрахован. Мне бы хотелось провести параллель с такой ситуацией. Представьте, что мы на улице видим кошку, она едва ползёт, за ней тянется кровавый след, а где-то есть котёнок, которые от неё отстал. Что мы будет делать? Мы добьём эту кошку? Или отвезём её в ветеринару, накормим котёнка и как-то им поможем?
Если мы выберем первый вариант, то это будем живодёрством, мы нарушим закон о жестоком обращении с животными, и за это сажают. А в нашей ситуации речь идёт о людях. И как такую жестокость назвать?
https://vk.com/video-75679763_456264373
– Ассоциативный ряд, который вы выстроили, очень показателен. Слёзы наворачиваются на глаза, когда представляешь такую картину, а потом транслируешь всё это на семью… А ведь таких ситуаций, таких семей, как у вас, к сожалению, в нашей стране много. Мы, Царьград, не оставим без внимания вашу историю, в беде вас не бросим. Огромное вам спасибо за то, что вырастили настоящего мужчину, хотя у вас в семье мужского образца и не было.
Вот отправная точка нашего разговора. Здесь всё сошлось: женщина, попавшая в тупиковую ситуацию, уволившиеся инспекторы, которые ни за что не отвечают. Почему-то принято считать, что в сложной ситуации оказывается обязательно маргинальная семья. Но мы здесь видим совершенно иное. Надежда, ведь похожая ситуация и у вас в жизни была, вы тоже могли лишиться родительских прав?
Надежда Юшкова: Да, похожая ситуация у меня в жизни была, и она быстро сошла на "нет" исключительно благодаря моей стойкости, огромному количеству знакомств, которые были у меня на тот момент, благодаря тому, что у меня была возможность напрямую обратиться к министру соцзащиты, и я это сделала. Для того, чтобы защитить своих детей, я шла на всё.
Началось всё с кляузы, которая совершенно не соответствовала действительности. Таким образом люди хотели свести со мной счёты. И первое, что они сделали, – написали жалобу в опеку, а я в это время хотела оформить опекунство над девочкой из детского дома, поэтому все документы на тот момент у меня были абсолютно чисты, опека меня прекрасно знала. Поэтому у "доброжелателей" не было никаких шансов что-то со мной сделать. Тем не менее это был рычаг, который попытались использовать мои враги.
Органы опеки просто выполняли инструкцию. Ребёнка отобрали, а мать едва не умерла
– Руслан, вы видим, что в случае Розы ситуация немного сложнее, при том что алименты по суду были назначены отцу Кирилла, человеку весьма богатому. В другой ситуации ребёнка отбирали у женщины с очень маленьким доходом под лозунгом "ей кормить его нечем". И возьмём историю Надежды, где семья живёт в достатке. Но истории-то одинаковые. Что вы скажите об этом?
Руслан Ткаченко: Я слушал Розу и навскидку вспомнил ещё десяток случаев, где я был участником процессов, которыми можно было б подтвердить всё то, что вы говорили. В 2011 году, когда я только начал заниматься вопросами семьи, к нам поступил запрос о помощи. У небогатой, но и непьющей женщины, то есть не маргинала, пытались отобрать ребёнка.
Что меня поразило: когда у неё отобрали ребёнка, она от безысходности и непонимания ситуации просто стала умирать. Нам удалось за пять дней вернуть ребёнка обратно. И все эти пять дней женщина не ела, почти не пила, не спала – она не могла всего этого делать и просто умирала из-за несправедливости. С тех пор я занимаюсь только этим, бросив свой бизнес.
– Страшно представить, но пережить такое может каждый из нас: детей могут отобрать просто не из-за чего. Руслан, а если посмотреть на законопроект Оксаны Пушкиной, какие могут быть причины, чтобы ребёнка изъяли из семьи? Как будет выстроена цепочка, какие новые звенья в ней могут появиться?
Р.Т.: Если говорить о законопроекте о семейно-бытовом насилии, то его странно называть именем Оксаны Пушкиной, она в эту "ракету" запрыгнула на последнем этапе. Я с этим законопроектом веду борьбу как минимум с 2012 года, есть определённый набор авторов, которые его пропихивают. Так что законопроект не её, она просто такая "картинка для обложки".
Дело в том, что этот законопроект позволяет сказать любую откровенную чушь, чтобы задвигались маховики огромной ювенальной машины. Ты потом, может быть, и докажешь что-то, но сначала тебя с автоматами прижмут к стене, а ребёнка отберут. И только потом, когда ты свою правоту с кровью докажешь, тебе скажут "ну, извини, мы были неправы" и вернут ребёнка обратно.
В той истории, о которой я рассказывал, тогдашний уполномоченный по правам ребёнка Москвы сказал: "Ну, конечно, работники опеки были неправы. Но их не накажешь, потому что они выполняли инструкцию".
В "Законе семи сенаторов" есть очень важная вещь: презумпция добросовестности родителей. Если сейчас любая информация, случайно упавшая в органы опеки, запускает карательный механизм, а если будет принят закон о семейно-бытовом насилии, всё будет ещё хуже, то в случае принятия "Закона семи сенаторов" этот механизм сначала заставит доказать, что родители недобросовестны. И только в этом случае опека сможет реализовать какие-то свои претензии.
На мой взгляд, это самое значимое из различий между двумя законами, лежащих на поверхности. Даже если "Закон 7 сенаторов" свернуть до строчки, до фразы о добросовестности родителей, он уже позволил бы предотвратить огромное количество случаев, подобных тому, о чём мы сегодня говорили.
Опека превратилась в карательный орган
– Надежда, как вы считаете, в той ситуации, в которой мы сейчас живём, какой из двух принципов действует? Родители сегодня должны доказывать, что они нормально исполняют свои обязанности, что они хорошо воспитывают ребёнка? Или этого делать сейчас не надо?
Н.О.: Опека у нас карательный орган. Он не помогает никогда и никому. Первое, что он делает, – это думает, как наказать родителей за то, что произошло. И опеке неважно, из-за чего это произошло, главное – наказать. Поэтому родителям приходится за свой счёт защищаться. Я представляю, сколько сил Роза потратила на все эти суды. А денег на юристов? У нас таких бесплатных юристов нет, за свои услуги они берут очень дорого.
И получается, что Роза вынуждена за свои собственные деньги доказывать, что она не верблюд. И так вынуждены действовать все, а очень многие на этом спотыкаются, потому что люди у нас в плане юридической защиты малограмотны. Если в Москве ещё можно найти какие-то организации, которые предоставят бесплатного социального юриста, то в регионах такого практически нет. Но при этом детей отбирают, и люди не знают, что им делать.
– А законопроект "2К" – Клишаса – Крашенинникова, получивший в народе ёмкое название "экспресс-суды по отобранию детей в 24 часа"? Согласно этой инициативе, опека, направив заявление в суд, сможет забрать у родителей ребёнка в течение суток. И только в эти 24 часа родители имели бы ещё возможность хоть как-то повлиять на решение судьи.
Н.О.: При этом они не обязаны заранее тебя уведомлять. Родители могут узнать об этом за час, им бы до суда успеть добежать. И вопрос: как опека за эти 24 часа соберёт доказательства? Они будут детей отнимать раньше, а родители сначала поищут своих детей по всем инстанциям, выясняя, где они находятся, а потом, когда останется буквально несколько минут, они должны будут каким-то образом доказать свою правоту.
Не стоит думать, что родители смогут привести в качестве свидетеля какую-нибудь бабу Маню и суд это учтёт. Ничего подобного, суд учитывает только документы. А где их взять так быстро? У чиновников-то они всегда есть. А у простых людей – нет.
– Потом, как великую благость, нам сказали: ну ладно, не 24, а 72 часа даём. Это же издевательство! То есть сразу можно будет поставить крест на демографии, на семьях, на России. Семья абсолютно беззащитна. Особенно если примут закон Оксаны Пушкиной.
Н.О.: По этому закону, даже если я буду против того, чтобы нас разводили с мужем, и буду уверять, что у нас всё в порядке, моё слово уже не будет иметь веса – перемирие невозможно.
Кто будет решать, как жить семье?
– Кстати, такими "перемирщиками" в длинных цепочках закона о семейно-бытовом насилии будут выступать некие странные НКО.
Р.Т.: Анализируя происходящее, мы поняли: в государственной системе соцзащиты, опеки и так далее крутятся огромные деньги. И эта система хочет жить, хочет захватывать и иметь ещё больше денег, а это нужно оправдать как-то.
Был вопиющий случай в Перми, там чиновники, посмотрев, сколько было выявлено неблагополучных семей, тупо прибавили 10% и даже не округлили. Затем написали госзадание на поиск этих семей и привлекли студентов, которым платили за найденные маргинальные семьи. То есть им нужно было набить базу, по которой они дальше будут работать, оправдывая своё существование как системы.
И вот закон о семейно-бытовом насилии предлагает навесить на этого монстра какую-то несусветную дичь с точки зрения закона. Это не просто НКО, это какая-то сеть, которая выбивает себе возможности шире, чем у МВД.
Н.О.: Эти НКО, собственно, и являются выгодополучателями от закона о семейно-бытовом насилии. Поэтому этот законопроект – он не о жертвах насилия, которые действительно есть, а про деньги. Как всегда.
https://vk.com/video-75679763_456264354
– Опасность появления этой системы ещё и в том, что будет, насколько я понимаю, тем самым верхним звеном, которое и станет решать, можно ли дать возможность мужу увидеться с женой, можно ли будет ребёнку встретиться со своими родителями или нет. А кто будут эти "великие люди", встроенные в эту схему, которые возьмут на себя ответственность за подобные решения?
Р.Т.: В 2016 году в здании Московского дома правительства проходило мероприятие, посвящённое тогдашней версии этого законопроекта. Там было несколько известных феминисток, и они прямо сказали: "свершилась мечта феминисток 80-х годов".
А в чём смысл радикального феминизма? Изначально закладывается "классовая борьба" между мужчинами и женщинами. Они обязаны воевать. Условно говоря, они вручают мужу копье, а женщине нож и говорят: а вот теперь деритесь. В этом суть законопроекта.
Надо сказать, что все организации, поддерживающие этот законопроект, поголовно связаны с иностранным финансированием. А теперь они ещё хотят подсосаться и на госбюджет. То есть это будет страшное дело по разрушению семьи за наш же счёт.
– У меня есть важный вопрос. Дело в том, что ни для кого не секрет, что в зоне внимания органов опеки и всех подобных организаций, о которых мы говорим, находятся или многодетные семьи, или семьи, которые можно считать бедными. Если снова вернуться к законопроекту Пушкиной, то тут, если муж с женой, возможно, как-то договорятся, то самым уязвимым звеном оказываются дети.
Н.О.: Получается, что так. В случае принятия этого закона СБН мы просто утонем в том количестве историй, которые нахлынут на нас. Где всё будет сделано криво-косо, где начнёт страдать семья, где уже выписан ордер, что члены этой семьи не могут друг с другом видеться. И люди начнут бить во все колокола.
А молодёжи будет страшно заводить собственную семью, после того как они всего этого наслушаются и подумают: "Зачем мне всё это надо?". Детей отберут, мне хлопнут по лбу ордером – к жене не подходи на километр, а ещё и из жилья собственного выкинут, потому что в СБН есть пункт о том, что агрессор должен покинуть жильё. И не имеет значения, что оно, возможно, принадлежит этому "агрессору".
От того, какой законопроект примет Дума, будет зависеть наша дальнейшая жизнь
В завершение программы Елена Афонина рассказала, чем "Закон семи сенаторов" отличается от того, что продвигают оппоненты. Закон о СБН – это точная калька с такого же закона Финляндии, это абсолютно то, что сейчас происходит в скандинавских странах и в Европе, где в любой момент могут изъять детей из семьи и так далее.
При том "Закон семи сенаторов" – это то, что заложено в нашей Конституции, это то, как должна жить Россия, это то, как должны выстраиваться отношения в наших семьях. Вот и всё. И от того, какой законопроект пройдёт в Думе, зависит, как мы будем жить дальше.
Свежие комментарии